У моей сестры Галки была квартира в аварийном доме. Дом этот представлял собой сизо-бурый барак, построенный в начале прошлого века. Чтобы зайти внутрь, нужно было не подниматься по ступенькам крыльца, а спускаться по ним. Такой вот минус первый этаж.
Квартира эта не служила Галке расплатой за её грехи в прошлой жизни, а являлась наглядным примером получения бесплатного жилья очередниками. С тех пор утекло много воды, сменилась власть, обновился строй, вытянулись тополя, растущие вдоль тропинки, ведущей к дому, и окончательно облупились от краски и проржавели огромные мусорные баки, загораживающие собой вид из окон квартиры.
Наша семья поднатужилась, затянула покрепче пояс на своей осиной талии и купила Галке благоустроенную квартиру в хорошем районе.
Короткие дни, наполненные приятными хлопотами, связанными с переездом и покупкой таких крайне необходимых вещей в хозяйстве, как тюлевые занавески с рюшечками или новое сидение на унитаз, быстро пролетели, и на повестке дня остался лишь один нерешённый вопрос: а что, собственно, делать дальше с квартирой в аварийном доме, где Галка по-прежнему была прописана?
Продать квартиру она не могла, поскольку не являлась её собственником. Аварийное жильё не подлежало приватизации и не имело возможности обрести хозяина в лице своего квартиросъёмщика. Поэтому в качестве перспективных мы рассматривали два варианта: сдавать квартиру до лучших времён либо закрыть её на амбарный замок, приобретённый в местной скобяной лавке, предаваясь всё тем же радужным мечтам о прекрасном будущем. А под лучшими временами мы подразумевали долгожданный снос барака и покупку нового жилья на льготных условиях.
Но суровая старуха-действительность своей сучковатой клюкой поломала наши скромные и законопослушные намерения.
Галкиной бедой оказался тот факт, что её квартира не имела обособленного входа, а располагалась в числе других в общем коридоре. И Галкины соседки устроили в этом коридоре общее собрание жильцов, посвящённое осуждению подобного несанкционированного ими переезда.
Собственно, этот переезд мог касаться только двух соседей, тех, чьи квартиры имели общую стенку с Галкиной. Но сосед слева, Серёга-путеец, похоже, и знать не хотел о каких бы то ни было чужих миграциях.
Самую же непримиримую позицию заняла баба Зина, чья жилплощадь не соседствовала вплотную с Галкиной квартирой, а располагалась в противоположном конце коридора. Но именно баба Зина громче всех возмущалась Галкиным переездом. Она не могла понять: как это кто-то может улучшать свои жилищные условия и переезжать в благоустроенную квартиру, если она, баба Зина, остаётся жить в старом доме.
Другую соседку, бабу Клаву, волновали более прозаичные проблемы: кто будет топить печку в Галкиной квартире для того, чтобы стена, преграждающая оба их владения, не отсыревала и не пугала возможностью скорого и неминуемого обвала.
Сначала Галка попыталась угодить бабе Клаве и пообещала сдать жильё, чтобы его арендаторы топили ненавистную печку. Ну, и оказывали хозяйке посильную материальную помощь в виде платежей по нелегальному договору найма жилого помещения, на чём совершенно не нужно акцентировать бабы-Клавино внимание.
Но баба Зина восстала против заселения жильцов в Галкину квартиру, и, будучи одержимой идеями всеобщего равенства, пообещала сходить к участковому милиционеру, в налоговую инспекцию, домоуправление, а также написать письмо президенту.
И сдать квартиру, и не сдать её для Галины оказалось делом невозможным в равной степени. Первая и единственная попытка пустить квартирантов закончилась провокацией скандала: баба Зина позвонила Галке на работу, обозвала поднявшую трубку старшую медсестру Галину Ивановну неприличным словом и голосом, отливающим медью иерихонских труб, потребовала немедленного освобождения незаконно оккупированной государственной жилплощади.
После торжественной процедуры навешивания нового амбарного замка в блестящие проушины на дверях Галкиной квартиры (ведь не зря же покупался весь этот инвентарь!) баба Клава начала ежедневно звонить Галке на работу и плакать в трубку, во всех подробностях живописуя назревающий обвал гнилых стен и потолка в неотапливаемой квартире, придавая особо важное значение таким деталям, как немаркий фисташковый оттенок её будущего раздавленного и изуродованного трупа.
|